Стало очень модно предсказывать спад влияния Соединенных Штатов Америки. Но США переживают не абсолютный, а относительный упадок, и, вероятнее всего, они еще несколько десятилетий останутся государством, которое по своей мощи превосходит любое другое.

XXI век начался в условиях весьма неравномерного распределения властных ресурсов. На долю Соединенных Штатов, где проживает 5% населения Земли, приходилось около четверти мирового экономического производства и почти половина военных расходов всей планеты, а также наиболее обширные культурные и образовательные ресурсы «мягкой силы». Все это по-прежнему так, но будущее американского могущества вызывает горячие споры. Многие наблюдатели интерпретируют глобальный финансовый кризис 2008 г. как начало упадка США. Национальный совет по разведке, например, прогнозирует, что в 2025 г. «Соединенные Штаты останутся господствующей державой, но американское доминирование значительно уменьшится».

Власть – это способность добиваться желаемого результата, а задействованные для этого ресурсы различаются в зависимости от ситуации. Испания в XVI веке использовала преимущества контроля над колониями и обладания золотыми слитками, Голландия в XVII столетии извлекала выгоду из торговли и финансов, Франция в XVIII веке процветала благодаря численности населения и армии, а Великобритания в XIX-м добилась господства благодаря промышленной революции и превосходству флота. Нынешнее столетие ознаменовано революцией в информационных технологиях и глобализацией, и, чтобы понимать эту радикальную трансформацию, необходимо избегать некоторых ошибочных умозаключений.

Во-первых, следует опасаться вводящей в заблуждение метафоры естественного упадка. Страны – это не люди с предсказуемой продолжительностью жизни. Миновав пик своего господства, Рим продолжал доминировать более трех веков, и даже затем он погиб не из-за подъема другого государства. Несмотря на все модные прогнозы о том, что в ближайшие десятилетия Китай, Индия или Бразилия обгонят США, куда большая угроза исходит от современных варваров и акторов, не являющихся государствами. В мире, основанном на информации, распыление власти может представлять более серьезную опасность, чем смена власти. Согласно традиционным представлениям, доминирует государство с наибольшей армией, но в век информации может победить тот, кто способен представить себя в лучшем свете.

Сегодня распределение власти происходит по модели, напоминающей сеанс игры в шахматы на трех уровнях. На верхней шахматной доске военная сила является в основном однополярной, и Соединенные Штаты скорее всего сохранят превосходство еще значительное время. На средней доске представлена многополярная экономическая сила – США, Европа, Япония и Китай остаются ключевыми игроками уже более 10 лет, а другие приобретают влияние. Нижняя шахматная доска – это сфера транснациональных отношений. Она включает разнообразных негосударственных акторов – банкиров, переводящих средства в электронном виде, террористов, занимающихся контрабандой оружия, хакеров, угрожающих кибербезопасности, и такие вызовы, как пандемии и изменение климата. Власть здесь рассредоточена, поэтому бессмысленно говорить об однополярности, многополярности или гегемонии.

В межгосударственных отношениях самым важным фактором будет возврат на мировую сцену Азии. В 1750 г. на ее долю приходилось больше половины населения и экономического производства планеты. К 1900 г., после промышленной революции в Европе и Соединенных Штатах, доля Азии сократилась до одной пятой мирового экономического производства. К 2050 г. Азия будет близка к возвращению на свои исторические позиции. Рост Китая и Индии может вызвать нестабильность, но у этой проблемы есть прецеденты, и история знает, как политика способна повлиять на результат.

Упадок гегемонии?

Сейчас модно сравнивать господство США с положением Великобритании столетие назад и предсказывать похожий упадок гегемонии. Некоторые американцы очень эмоционально реагируют на идею упадка, но было бы нелогично и антиисторично полагать, что Соединенные Штаты всегда будут обладать доминирующей долей во властных ресурсах. Слово «упадок» может подразумевать два различных понятия – абсолютный упадок, т. е. разрушение, и относительный упадок, когда властные ресурсы других государств растут или используются более эффективно.

Аналогия с упадком Британии неверна. Великобритания обладала морским превосходством и была империей, над которой никогда не заходило солнце, но к Первой мировой войне занимала только четвертое место среди великих держав по численности вооруженных сил, четвертое – по ВВП и третье – по военным расходам. С ростом национализма защита империи из преимущества превратилась в бремя. Несмотря на все разговоры об американской империи, США обладают большей свободой действий, чем Великобритания в тот период. И если Великобритания должна была противостоять подъему соседей, Германии и России, то Соединенные Штаты окружают два океана и более слабые государства.

Несмотря на эти различия, американцы склонны время от времени задумываться о своем упадке. Отцы-основатели опасались сравнений с Римской республикой. Чарльз Диккенс отметил почти 150 лет назад: «Если верить гражданам страны, всем до единого, [США] всегда находятся в депрессии, всегда в застое, всегда переживают ужасающий кризис и по-другому никогда не было». За последние полвека вера в упадок Соединенных Штатов укреплялась после запуска советского спутника в 1957 г., после экономического регулирования Никсона и нефтяного шока в 1970-х, после закрытия предприятий промышленного пояса и дефицита бюджетов в эпоху Рейгана. Спустя 10 лет американцы верили, что США являются единственной супердержавой, а сейчас опросы показывают, что многие вновь верят в упадок.

Эксперты сокрушаются по поводу неспособности Вашингтона контролировать такие страны, как Афганистан или Иран, но они позволяют золотым отблескам прошлого окрашивать их нынешние оценки. Мощь Соединенных Штатов сегодня не такая, как прежде, но она и не была никогда такой безмерной, как принято считать. После Второй мировой войны США обладали ядерным оружием и подавляющим перевесом в экономике, но тем не менее не смогли предотвратить «потерю» Китая, вытеснить коммунизм из Восточной Европы, преодолеть патовое положение в Корейской войне, удержать Северный Вьетнам или свергнуть режим Кастро на Кубе. Власть, измеряемая в ресурсах, редко равна власти, измеряемой в желательных результатах, а циклы веры в упадок больше говорят о психологии, чем о реальных изменениях во властных ресурсах. К сожалению, ошибочная убежденность в упадке – дома и за границей – может привести к опасным ошибкам в политике.

Китай на подъеме

На протяжении более 10 лет многие рассматривали Пекин как наиболее вероятного соперника, который сможет уравновесить или превзойти мощь Соединенных Штатов. Некоторые проводят аналогии с вызовом, который Германская империя бросила Великобритании в начале прошлого века. Недавняя книга (Мартина Жака) даже озаглавлена «Когда Китай будет править миром: Конец западного мира и зарождение нового мирового порядка». Goldman Sachs прогнозирует, что в 2027 г. Китай опередит США по общему объему экономики.

Тем не менее, Пекину предстоит еще длинный путь, прежде чем он сравняется с Вашингтоном по властным ресурсам, а его развитие может столкнуться с многочисленными препятствиями. Даже если по общему объему ВВП Китай превзойдет Соединенные Штаты к 2030 г., две экономики, практически равные по размеру, вряд ли будут сопоставимы по структуре. В Китае по-прежнему сохранятся обширные недостаточно развитые сельские районы, кроме того, там начнутся демографические проблемы – отложенные последствия политики «одна семья – один ребенок». Подушевой доход станет свидетельством усовершенствования экономики. При предполагаемом уровне роста ВВП 6% в Китае и 2% в США после 2030 г. Китай вряд ли сможет сравняться с Соединенными Штатами до середины столетия по доходу на душу населения. Иными словами, впечатляющий уровень экономического роста и увеличивающееся население, вероятно, позволят китайской экономике превзойти экономику США по размеру в ближайшие десятилетия, но это отнюдь не означает равенства.

Более того, линейные прогнозы бывают ошибочными, и темпы роста вообще замедлятся, когда экономики достигнут более высокого уровня развития. Авторитарная политическая система Китая продемонстрировала впечатляющую способность использовать мощь страны, но сможет ли правительство сохранить это качество в долгосрочной перспективе – загадка и для иностранцев, и для китайского руководства. В отличие от Индии, которая «родилась» с демократической конституцией, Китай пока не нашел, как (если не демократия) решить проблему потребности в политическом участии, которая обычно сопровождает рост доходов населения. Сможет ли Китай справиться с растущим городским средним классом, региональным неравенством, сельской бедностью и недовольством этнических меньшинств – остается лишь гадать.

Некоторые заявляют, что Китай стремится бросить вызов Соединенным Штатам в Восточной Азии и в конечном итоге в мире. Даже если это верная оценка нынешних намерений Китая (хотя даже сами китайцы не могут знать взглядов будущих поколений), вряд ли у Пекина будут военные возможности, чтобы добиться этого в ближайшее время. Кроме того, Китаю придется столкнуться с реакцией других стран, а также с ограничениями, связанными с потребностью страны во внешних рынках и ресурсах. Слишком агрессивный военный потенциал Китая может привести к созданию коалиций его соседей, что ослабит его «жесткую» и «мягкую» силу.

Укрепление власти Китая в Азии оспаривается Индией и Японией (а также другими государствами), и это дает США важное преимущество. Альянс Вашингтона и Токио, а также улучшение отношений между Соединенными Штатами и Индией означают, что Китаю не удастся легко вытеснить американцев из Азии. США, Япония, Индия, Австралия и другие страны могут вовлечь Пекин с позиции силы и обеспечить мотивацию для его ответственной роли, препятствуя при этом возможному агрессивному поведению Китая в период роста его мощи.

Внутренний упадок?

Некоторые заявляют, что Соединенные Штаты страдают от «имперского перенапряжения», но факты пока не подтверждают эту теорию. Напротив, за последние десятилетия расходы на оборону и внешнюю политику в процентах от ВВП сократились. Тем не менее, упадок США может произойти не из-за имперского перенапряжения, а по причине недостатков внутреннего управления. Рим разрушался изнутри, и некоторые наблюдатели, отмечая проблемы в нынешней американской политике, предсказывают, что Соединенные Штаты потеряют способность влиять на события в мире из-за внутренней борьбы по вопросам культуры, краха политических институтов и экономической стагнации. Такую возможность нельзя исключать, но тенденции не столь однозначны, как предполагается ныне.

Хотя в США есть и всегда было много социальных проблем, нет ощущения, что ситуация ухудшается линейно. По некоторым проблемам, таким, как уровень преступности, разводы и беременность среди подростков, она даже улучшается. Хотя продолжаются войны по таким вопросам, как однополые браки и аборты, в целом опросы показывают рост толерантности. Гражданское общество остается крепким, а посещение церкви высоким (42%). Прошлые культурные битвы по вопросам иммиграции, рабства, теории эволюции, отказа от спиртных напитков, маккартизма и гражданских прав были, возможно, более ожесточенными, чем сегодняшние.

Гораздо большей проблемой стало бы решение отгородиться и всерьез сократить иммиграцию. При нынешнем уровне иммиграции Соединенные Штаты являются одной из немногих развитых стран, способных избежать демографического спада и сохранить свою долю мирового населения, но это может измениться, если ксенофобия и реакция на терроризм приведут к закрытию границ. Доля жителей иностранного происхождения достигла пика в XX веке – 14,7% в 1910 году. Сегодня доля жителей иностранного происхождения составляет 11,7%, но в 2009 г. 50% американцев выступали за уменьшение иммиграции по сравнению с 39% в 2008 году. Экономическая рецессия только усугубила проблему.

Хотя слишком быстрый рост иммиграции может вызывать социальные проблемы, в долгосрочной перспективе иммиграция укрепляет власть США. Сегодня Соединенные Штаты – третье государство мира по численности населения, через 50 лет они скорее всего по-прежнему будут занимать третье место (после Индии и Китая). Это важно не только с точки зрения экономической мощи. Учитывая старение населения и необходимость обеспечивать старшее поколение в развитых странах, иммиграция могла бы сделать менее острыми связанные с этим политические проблемы. Кроме того, количество виз для временной работы (H-1B) тесно связано с количеством патентов, выданных в США. В 1998 г. инженеры из Китая и Индии управляли одной четвертой частью бизнеса высоких технологий в Кремниевой долине, а в 2005 г. выяснилось, что за предыдущие 10 лет иммигранты участвовали в создании каждой четвертой американской технологической компании.

Преимущества иммиграции также важны и для «мягкой» силы. Люди хотят приехать в Соединенные Штаты, привлекаемые примерами продвижения иммигрантов по американской социальной лестнице. США – это магнит, и многие могут представить себя американцами. Успешные американцы похожи на жителей других стран. Иммиграция не сокращает, а, наоборот, преумножает «жесткую» и «мягкую» силу. Сингапурский политик Ли Куан Ю приходит к выводу, что Китай не превзойдет Америку как ведущую державу XXI века, ссылаясь на способность Соединенных Штатов привлекать лучшие, блестящие умы из других стран и встраивать их в многообразную культуру творчества. Огромное население Китая дает возможность довольствоваться внутренними ресурсами, но с точки зрения Ли Куан Ю, самодостаточность китайцев не позволяет им конкурировать в креативности с Соединенными Штатами, которые в состоянии задействовать человеческие ресурсы всего мира.

С другой стороны, проблемы в экономике могут лишить американцев этого позитивного фактора. Хотя на макроэкономические прогнозы (как и на прогнозы погоды) нельзя полагаться, в США, видимо, будет наблюдаться более медленный рост в течение 10 лет после финансового кризиса 2008 года. МВФ прогнозирует экономический рост в Соединенных Штатах в среднем около 2% в 2014 году. Это ниже среднего показателя за последние несколько десятилетий, но почти соответствует среднему уровню последних 10 лет.

В 1980-е гг. многие наблюдатели считали, что американская экономика исчерпала силы, а Германия и Япония догоняют США. Казалось, что страна утратила конкурентоспособность. Однако сегодня, даже после финансового кризиса и последовавшей за ним рецессии, Всемирный экономический форум поставил Соединенные Штаты на четвертое место (после Швейцарии, Швеции и Сингапура) в рейтинге мировой конкурентоспособности. (Китай, для сравнения, оказался на 27-м месте.) Экономика США лидирует во многих новых секторах роста, включая информационные технологии, био- и нанотехнологии. И хотя оптимисты часто упоминают американское лидерство в производстве и использовании информационных технологий, это не единственный источник производительности. Отмечаются значительные инновации в сельском хозяйстве, а открытость для глобализации, если она сохранится, будет способствовать росту производительности. Эксперты-экономисты прогнозируют на ближайшие 10 лет рост производительности на уровне 1,5–2,25%.

В 2007 г. Соединенные Штаты были мировым лидером в сфере инвестиций в исследования и разработки с 369 млрд долларов, далее шли Азия (338 млрд) и Евросоюз (263 млрд). США потратили 2,7% ВВП на исследования и разработки – почти вдвое больше Китая (но немного меньше 3%, потраченных Японией и Южной Кореей). В 2007 г. американские изобретатели зарегистрировали около 80 тыс. патентов – больше, чем другие страны вместе взятые. В ряде докладов звучала озабоченность по поводу таких проблем, как высокий уровень налогов с корпораций, отток человеческого капитала и растущее число зарубежных патентов, но американские инвестиционные фирмы вкладывают 70% своих средств в новые предприятия дома. В рейтинге «Глобального мониторинга предпринимательства» 2009 г. США выше других стран по возможностям для предпринимательства благодаря благоприятной бизнес-культуре, наиболее развитой инвестиционной индустрии, тесному взаимодействию между университетами и сферой производства и открытой миграционной политике.

Обеспокоенность будущим американской экономики также связана с дефицитом платежного баланса (нынешний уровень которого показывает, что американцы все больше должны иностранцам) и увеличением государственного долга. По словам историка Найла Фергюсона, «именно так происходит упадок империи. Он начинается с долгового взрыва». Долг Америки увеличили не только недавнее спасение банков и кейнсианский пакет мер стимулирования экономики, но и растущая стоимость программ здравоохранения и социальных льгот, таких как «социальное обеспечение». Возросшие расходы на обслуживание долга отнимут значительную часть будущих доходов. Другие наблюдатели менее встревожены. Соединенные Штаты – не Греция, заявляют они.

По расчетам Бюджетного управления Конгресса, общий объем госдолга достигнет 100% от ВВП к 2023 г., и многие экономисты начинают беспокоиться, когда уровень долга в богатых странах превышает 90%. Но журнал The Economist отмечал в июне прошлого года: «Америка имеет два преимущества перед другими странами, которые позволяют ей смотреть на проблему долга с относительным спокойствием, – обладание мировой резервной валютой и рынком наиболее ликвидных активов, казначейских облигаций». Несмотря на опасения по поводу падения доверия к доллару в период финансового кризиса, доллар вырос, а доходность облигаций упала. Внезапный кризис доверия – меньшая проблема, чем постепенное повышение расходов на обслуживание долга, которое может повлиять на здоровье экономики в долгосрочной перспективе.

В этом отношении проблема долга особенно важна, и исследования позволяют предположить, что учетные ставки банковского кредита будут повышаться на 0,03% при каждом увеличении соотношения долга к ВВП на 1% в течение длительного периода. Более высокие ставки означают меньший объем инвестиций в частном секторе и замедление роста. Это воздействие может быть смягчено благоприятной политикой или, напротив, усугублено при плохой политике. Увеличение долга не должно вызвать упадка США, но оно, безусловно, повышает долгосрочные риски.

Хорошо образованные трудовые ресурсы – еще один ключевой фактор экономических успехов в информационную эпоху. На первый взгляд, в этом отношении в Соединенных Штатах дело обстоит хорошо. Расходы на высшее образование в процентах от ВВП в два раза больше, чем во Франции, Германии, Японии и Великобритании. Рейтинг 10 ведущих вузов, составленный лондонским изданием «Таймс – Высшее образование» в 2009 г., включает шесть американских университетов, а шанхайский университет Цзяо Тун в своем исследовании 2010 г. поставил в первую двадцатку 17 американских университетов – и ни одного китайского. Американцы получают больше Нобелевских премий и публикуют больше научных работ в престижных журналах (в три раза больше китайцев), чем граждане какой-либо другой страны. Эти достижения укрепляют как экономическую мощь страны, так и ее «мягкую» силу.

Американское образование в лучшем варианте – многие университеты и высшее звено системы среднего образования – соответствует или устанавливает мировые стандарты. Но американское образование в худшем варианте – слишком много начальных и средних школ, особенно в менее богатых районах – значительно отстает. Это означает, что качество трудовых ресурсов не будет успевать за возрастающими стандартами экономики, основанной на информации. Пока нет убедительных доказательств того, что студенты демонстрируют результаты хуже, чем предыдущие поколения, но образовательное преимущество США разрушается, поскольку ситуация в других странах становится гораздо лучше. Необходимо улучшать систему образования K-12 (от детского сада до 12-го класса), если страна хочет соответствовать стандартам, необходимым для информационной экономики.

Политика и институты

Несмотря на все эти проблемы и неясности, при правильной политике экономика Соединенных Штатов, вероятно, по-прежнему сможет обеспечивать «жесткую» силу государства. А что американские институты власти? Журналист Джеймс Фаллоу, который много лет провел в Китае, вернувшись домой, был озабочен не столько экономическими проблемами США, сколько кризисом политической системы. По его мнению, «Америка по-прежнему обладает средствами, чтобы справиться практически со всеми своими слабостями... Именно это является американской трагедией начала XXI века: жизнеспособная, самообновляющаяся культура, которая привлекает таланты со всего мира, и система управления, которая все больше выглядит как насмешка». Хотя политические затруднения в период рецессии выглядят устрашающе, трудно определить, насколько нынешняя ситуация хуже, чем в прошлом.

Конвертация властных ресурсов в желаемые результаты – давняя проблема США. В основе Конституции лежит либеральная точка зрения XVIII века, согласно которой власть лучше всего контролируется через фрагментацию и уравновешивающую систему сдержек и противовесов. Во внешней политике Конституция всегда приглашала президента и Конгресс к соперничеству за контроль. Мощные экономические и этнические группы влияния борются за выгодные им определения национальных интересов, и Конгрессу приходится внимательно прислушиваться к скрежету лоббистских шестеренок.

Обеспокоенность также вызывает падение общественного доверия к государственным институтам. Согласно опросу Исследовательского центра Pew, проведенному в 2010 г., 61% респондентов считает, что Соединенные Штаты переживают упадок, и только 19% верят, что правительство по большей части делает то, что надо. В 1964 г., напротив, три четверти американцев заявляли, что чаще всего доверяют действиям федерального правительства. На протяжении последнего времени цифры немного менялись, поднявшись после терактов 11 сентября, и затем вновь стали постепенно снижаться.

США отчасти были основаны на недоверии к правительству, а Конституция разработана таким образом, чтобы противодействовать централизации власти. При ответе на вопрос не о текущем правительстве, а об основополагающих конституционных принципах американцы настроены очень позитивно. На вопрос о лучшем месте для жизни подавляющее большинство называет свою страну. Почти каждый говорит, что ему нравится существующая демократическая система управления. Немногие считают, что система прогнила и ее нужно менять.

Некоторые аспекты нынешних настроений, вероятно, отражают недовольство спорами и тупиковой ситуацией в политическом процессе. По сравнению с недавним прошлым политика партий стала более поляризованной, но острое взаимное неприятие – это не новость, что подтверждает пример политики при Джоне Адамсе, Александре Гамильтоне и Томасе Джефферсоне. Частично проблема с оценкой нынешней атмосферы объясняется тем, что поколение, пережившее Великую депрессию и победившее во Второй мировой войне, отличало невероятно высокое доверие к правительству. Но при анализе длительного периода истории США то поколение можно считать аномалией. Большая часть доказательств потери доверия к властям – это данные современных опросов, однако ответы очень зависят от того, как сформулированы вопросы. Наиболее резкое падение произошло более 40 лет назад, в период администраций Джонсона и Никсона.
Это не означает, что проблемы утраты доверия к правительству не существует. Если общество не хочет платить налоги или следовать законам, или если талантливые молодые люди отказываются работать в государственных органах, возможности правительства ослабеют, а люди будут еще больше недовольны властью. Кроме того, атмосфера недоверия может спровоцировать экстремальные действия неадекватных людей, как теракт в федеральном офисном здании в Оклахоме в 1995 году. Такие результаты могут подорвать «жесткую» и «мягкую» силу Соединенных Штатов.

Однако пока эти опасения не оправдались. Налоговое управление не отмечает увеличения махинаций с налогами. По многим оценкам, правительственные чиновники стали менее коррумпированными, чем в предыдущие десятилетия, а Всемирный банк присвоил США высокий показатель (выше 90-го процентиля) по «контролю над коррупцией». Добровольный возврат опросных листов переписи увеличился до 67% в 2000 г. и был немного выше в 2010 г., преодолев 30-летнюю тенденцию спада. Уровень явки избирателей упал с 62% до 50% за 40 лет с 1960 г., но падение прекратилось в 2000 г., а в 2008 г. явка достигла 58%. Другими словами, поведение общества не изменилось так радикально, как показывают данные опросов.

Насколько серьезны изменения в социальном капитале, когда дело касается эффективности американских институтов власти? Политолог Роберт Патнэм отмечает, что общественные связи не ослабевали на протяжении прошлого столетия. Напротив, история США при детальном рассмотрении – это история взлетов и падений процесса вовлечения гражданского общества. Три четверти американцев, по данным «Партнерства Пью за гражданское изменение», ощущают связь со своими сообществами и называют качество жизни отличным или хорошим. Еще один опрос показал, что 111 млн американцев добровольно посвящали свое время решению проблем сообщества за последние 12 месяцев, а 60 млн делают это регулярно. 40% сказали, что работа вместе с другими членами общества была для них самым важным делом.

В последние годы американская политика и политические институты стали более поляризованными, чем предполагает реальное многообразие общественного мнения. Экономический спад только усугубил ситуацию. Как отмечает The Economist, «американская политическая система была предназначена для того, чтобы сделать законодательную деятельность на федеральном уровне сложной, непростой... Таким образом, основная система работает, но это не является оправданием для того, чтобы игнорировать те области, где ее можно реформировать». Некоторые важные реформы – такие, как отказ от изменения границ избирательных округов для обеспечения гарантированных мест в Палате представителей или пересмотр правил Сената по блокированию законопроектов – не потребуют внесения поправок в Конституцию. Сможет ли американская политическая система реформировать себя и справиться с проблемами, описанными выше, – предстоит увидеть, но она не настолько ослаблена, как полагают критики, проводящие аналогии с внутренним упадком Рима и других империй.

Дебаты об упадке

Любые оценки американского могущества в ближайшие десятилетия остаются неопределенными, но анализу не способствуют и вводящие в заблуждение метафоры упадка. Сторонникам идеи упадка следует умерить пыл, вспомнив о том, насколько были преувеличены американские оценки мощи СССР в 1970-е и Японии в 1980-е годы. Настолько же ошибочными были идеи пророков однополярности, заявлявших 10 лет назад, что США обладают такой мощью, что могут делать все что угодно, а у остальных нет иного выбора, кроме как подчиниться. Сегодня некоторые уверенно предрекают, будто в XXI веке Китай заменит Соединенные Штаты как ведущую мировую державу, в то время как другие так же убедительно доказывают, что нынешнее столетие станет веком Америки. Но непредвиденные события часто разрушают подобные прогнозы. Потому что всегда существует не один, а несколько вариантов развития событий.

В отношении сопоставления США и Китая многое будет зависеть от будущих политических изменений в КНР. Если исключить возможность политического переворота, объем и высокие темпы экономического роста, несомненно, увеличат относительную силу Китая в сравнении с Соединенными Штатами. Это приблизит Пекин к Америке по властным ресурсам, но совершенно не обязательно будет означать, что он превзойдет США как самую влиятельную мировую державу – даже если Китай избежит крупных внутренних политических потрясений. Прогнозы, основанные только на росте ВВП, однобоки. Они не учитывают преимущества американцев в военной и «мягкой» силе, а также неблагоприятные факторы геополитического положения Китая в балансе сил в Азии.

Среди многообразия сценариев будущего наиболее вероятны те, где Китай составляет конкуренцию Соединенным Штатам в сфере финансов, но не превосходит их по общей мощи в первой половине нынешнего столетия. Оглядываясь на историю, британский стратег Лоуренс Фридман отмечал, что Америка обладает «двумя характерными чертами, которые отличают ее от доминирующих великих держав прошлого: американская мощь основана скорее на альянсах, а не на колониях, и она связана с гибкой идеологией... Вместе они обеспечивают основу отношений и ценностей, к которым Америка может вернуться даже после чрезмерного перенапряжения». Глядя в будущее, политолог Анн-Мари Слотер полагает, что культура открытости и инноваций позволит Соединенным Штатам сохранить центральное положение в мире, где сетевые структуры дополняют, если не полностью заменяют иерархическую власть.

Если США будут придерживаться разумных стратегий, они смогут использовать такие сети и альянсы с выгодой для себя. Япония, озабоченная усилением Китая, скорее будет искать поддержки Вашингтона для защиты своей независимости, чем заключать союз с Пекином. Это укрепляет позиции Соединенных Штатов. Если американцы не будут действовать глупо по отношению к Японии, Восточную Азию, связанную союзническими отношениями, вряд ли можно считать вероятным кандидатом на то, что там возобладает линия на вытеснение США. Важно, что два образования в мире, сопоставимые с Соединенными Штатами по уровню развития экономики и подушевому доходу, – Евросоюз и Япония – являются союзниками США. В терминах традиционного реализма, который исходит из баланса сил, это серьезно увеличивает чистую американскую мощь. А если рассматривать ее с точки зрения игры не с нулевой, а с позитивной суммой, то есть осуществления власти не над другими странами, а совместно с ними, Европа и Япония обеспечивают наибольший объем ресурсов для решения общих транснациональных проблем. Хотя их интересы не всегда совпадают с американскими, они обладают пересекающимися социальными и правительственными сетями, что дает возможности для сотрудничества.

В отношении абсолютного, а не относительного упадка Соединенным Штатам придется столкнуться с серьезными проблемами в таких сферах, как обслуживание долга, среднее образование и найти выход из политического тупика. Но это только часть картины. Из многочисленных вариантов будущего должны быть взяты наиболее сильные положения для реализации позитивных, а не негативных сценариев. Но среди негативных вариантов наиболее вероятен тот, в котором США в ответ на террористические атаки отгораживаются, лишившись силы, которую дает открытость. Однако если исключить подобные ошибочные стратегии, существуют способы решения основных сегодняшних проблем Америки. (Например, проблему долгосрочного долга можно решить после восстановления экономики, сократив расходы и введя потребительские налоги, которые обеспечат долговые выплаты.) Разумеется, такие решения могут навсегда остаться недостижимыми. Но важно различать безнадежные ситуации, из которых нет выхода, и те случаи, когда в принципе решение можно найти. В конце концов, сто лет назад двухпартийные реформы Прогрессивной эры (период политики реформизма 1900–1917 гг., которую проводили президенты Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон. – Ред.) возродили страну, переживавшую серьезный кризис.

Новый нарратив

Пришло время по-новому взглянуть на то, каким должно быть будущее мощи США. Описание перехода власти в XXI веке как традиционного случая упадка гегемонии является некорректным и может привести к опасным политическим последствиям, если заставит Китай участвовать в политических авантюрах или вынудит американцев действовать, руководствуясь страхом. Соединенные Штаты не переживают абсолютный упадок, а в относительном смысле существует достаточно большая вероятность того, что в ближайшие десятилетия Америка по-прежнему будет более влиятельной, чем любое другое государство.

В то же время страна, безусловно, столкнется с увеличением властных ресурсов многих других акторов – как государств, так и негосударственных образований. Поскольку благодаря глобализации технологические возможности будут распространяться, а информационные технологии позволят общаться большему числу людей, американская культура и американская экономика продолжат доминировать в мире в той же степени, как в начале этого столетия. Тем не менее, вряд ли США будут разрушаться, как Древний Рим, или Америку превзойдет другое государство, включая Китай.

Таким образом, проблема американской власти в XXI веке – это не упадок, а выбор модели поведения в свете осознания того, что даже крупнейшая страна не способна достичь желаемого результата без помощи других. Растущее число вызовов заставит Соединенные Штаты использовать свою власть вместе с другими так же, как и власть над другими. Для этого, в свою очередь, необходимо более глубокое понимание власти, ее изменений и того, как строить стратегии «умной силы», которые сочетают «жесткие» и «мягкие» ресурсы в информационную эпоху. Способность поддерживать союзы и создавать сети будет важным аспектом «жесткой» и «мягкой» силы.

Мощь по своей сути не является хорошей или плохой. Это как калории при диете: больше не всегда значит лучше. Если у страны слишком мало властных ресурсов, она вряд ли добьется благоприятного для нее результата. Но слишком большая власть (в смысле ресурсов) часто оказывалась проклятием, поскольку вела к самоуверенности и неадекватным стратегиям. Давид поборол Голиафа, потому что превосходящая сила Голиафа побудила его выбрать ошибочную стратегию, что, в свою очередь, привело к его поражению и смерти. Термин «умная сила» в XXI веке не подразумевает максимизацию власти или сохранение гегемонии. Речь идет о поиске путей для сочетания ресурсов в успешных стратегиях в новом контексте распыления власти и «подъема остального мира».

Как крупнейшая держава США сохранят важную роль в глобальной политике, но неправильно оценивать XXI век как столетие американского господства либо упадка, когда речь идет об определении типа необходимых подходов. В ближайшие десятилетия мы вряд ли увидим постамериканский мир, но Соединенным Штатам потребуется умная стратегия, в которой сочетаются ресурсы «жесткой» и «мягкой» силы, а особое значение придается альянсам и сетям, чутко реагирующим на новый контекст глобальной информационной эпохи.

Джозеф Най-младший – заслуженный профессор Гарвардского университета

Это эссе основано на готовящейся к публикации книги «Будущее власти» (Public Affairs, 2011). Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2010 г. © Council on Foreign Relations, Inc.